Сериалы В кулаке кокаин: «Нарко» как манифест колониализма

«Этот сериал вдохновлен реальными событиями. Некоторые герои, имена, места и инциденты были беллетризованы в драматических целях. Все совпадения с реальными именами, характерами и биографиями случайны». Учитывая, что вслед за этим абзацем, открывающим каждую серию «Нарко», начинается заставка, отчасти построенная на более чем реальных архивных съемках Пабло Эмилио Эскобара Гавирии, а количество измененных имен можно посчитать по пальцам одной руки (практически все, начиная от президентов Колумбии и заканчивая  наемными убийцами на службе картеля, фигурируют под паспортными данными реальных людей). Очевидно, что последнее предложение — это просто-напросто вранье. Остальные два в некотором смысле тоже.
Самый известный наркодилер в истории человечества, Пабло Эскобар жил настолько широко, что создатели «Нарко» в драматических целях не приукрашивают события его биографии, а, наоборот, оставляют их за скобками. Эскобар начинал карьеру с того, что перепродавал надгробия, предварительно стерев с них надписи; в середине 70-х, помимо контрабанды, он делал деньги на похищении людей. Всех этих впечатляющих подробностей в сериале нет, потому что они бы туда просто не влезли; материала и так более чем достаточно (характерно, что вышедший пару лет назад колумбийский сериал на ту же тему насчитывает 75 эпизодов такого же хронометража). В «Нарко» Эскобар, догадавшийся о перспективах импорта кокаина в США, становится долларовым миллионером уже к концу первой серии; примерно тогда же в столицу Колумбии Боготу из Майами прилетает с женой и котом усатый сотрудник американского госнаркоконтроля, который на примере своего убитого напарника наглядно убедился, что дело серьезное, и провозглашенная президентской администрацией война с наркотиками — это не фигура речи. (Агент Мерфи и его напарник Пенья тоже имеют абсолютно реальных прототипов — и, как и по мелькающим в сериале портретам реального Эскобара, по их фотографиям можно заметить, что «Нарко» ретуширует действительность как минимум в отношении массы тела своих персонажей.) На противостоянии двух засланных казачков и выходца из латиноамериканской бедноты, обнаружившего себя в первой десятке мирового списка Forbes, и строится дальнейший конфликт — соучастниками, очевидцами, жертвами и декорациями которого по ходу дела становятся наркобароны размером поменьше, честные и нечестные полицейские и колумбийские политические деятели всех уровней.

От команды продюсеров под руководством Криса Бранкато, самыми заметными достижениями участников которой до сей поры были давнее кино «Гангстер» про расовые трения среди нью-йоркских довоенных мафиози, несколько эпизодов «Беверли Хиллз, 90210» и сценарий «Принца Персии», трудно было ожидать чего-то большего, чем просто рачительный пересказ и без того захватывающего сюжета. Однако Narcos довольно быстро дают понять, что они в хорошем смысле выше этого — в чем, по всей видимости, большая заслуга режиссера сериала, автора успешного «Элитного отряда» и очень бодрого недавнего римейка «Робокопа» Хозе Падильи. Во-первых, у Бранкато и команды наготове немало удачных формальных трюков, будь то со структурой (самое интересное в этом смысле — финал сезона, дающий простой, но изящный ответ на вопрос, как вернуть интригу в сюжет, исход которого заведомо известен), картинкой (о, этот  американский пилот и его женщины) или модусом повествования (голос за кадром, на который почему-то ополчилась американская критика, будто бы не считав очевидную отсылку к «Славным парням»). Во-вторых, собственно криминальные хроники для них становятся главным образом двигателем тонкой психологической драмы; характерно, что самые впечатляющие эпизоды противостояния Медельинского картеля с правительством, будь то захват Дворца юстиции или террор в адрес полиции и журналистов, тут зачастую даны почти впроброс, парой архивных кадров, а собственно инфернальная природа Эскобара вплоть до финала манифестирует себя в основном в том, как герой сурово подтягивает штаны.

«Нарко» — это сюжет про то, как работают разные типы зла; про то, как развращает нелегитимизированная власть. Главное отличие Эскобара от его коллег по ремеслу — не столько в его бизнес-чутье, сколько в его взгляде на деньги не как на цель, но как на инструмент. Этот взгляд обеспечивает его успех на пути к власти в картеле — но он же становится источником фундаментальной фрустрации после того, как попытка легитимизации проваливается. Эскобар, каким его играет Вагнер Мора, — это человек не то чтобы без свойств, но без особенной харизмы; его сила измеряется ресурсами, которыми он обладает, и власть в конечном счете становится самым желанным из этих ресурсов, ключевым элементом бизнеса, главной валютой в котором является статус (практически как в современной России). Самое интересное, однако, даже не сам Эскобар, а агент Мерфи, рассказчик, который с каждой серией становится все более ненадежным. Идейный и разве что не идеальный полицейский в момент прибытия в Колумбию, Мерфи, пытаясь воевать с бандитами в ситуации, когда самым эффективным методом борьбы оказывается метод врага, постепенно сам отказывается от морали во имя победы. Расследование превращается в охоту, в которой все средства хороши — и никого не жалко. Характерно, что и в названии тут заложена двусмысленность: в Колумбии narcos — это представители картеля, в Америке так называют полицейских, которые занимаются наркотиками; то есть с точки зрения языка они уже одно и то же. Сериал уже любят сравнивать с «Во все тяжкие», и схожесть тут не только сугубо тематическая, но и этическая: Мерфи, конечно, еще далеко до полного преображения в Хайзенберга, но в том, как он ближе к финалу говорит сорвавшейся жене «мы дома», уже слышатся отголоски хрестоматийного «I am the one who knocks». Показательное отклонение от реальных событий в этом смысле — смерть самого безжалостного из эскобаровских подельников — Гачи. В реальной жизни он покончил с собой с помощью гранаты; в «Narcos» американцы вместе с дружественным местным комбатом принимают решение расстрелять негодяя на месте — это война, в которой уже не берут пленных.

У этого разговора есть еще один существенный аспект: «Нарко», примерно шестьдесят процентов которого сыграны на испанском, тянет счесть удачной попыткой Netflix дотянуться до многомиллионной американской испаноязычной аудитории. Однако все сложнее. В конечном счете это история Пабло Эскобара, изложенная с точки зрения колонизаторов. Мора по происхождению бразилец и говорит на испанском с соответствующим акцентом; большинство остальных колумбийцев изображают мексиканцы — пустяки, казалось бы, но представьте себе кино, в котором Джон Диллинджер болтает на кокни. Главный герой за долгие годы пребывания в стране так и не удосуживается выучить язык; местные правоохранители в сериале редко отличаются честностью и почти никогда не способны добиться результата без помощи большого брата; целый ряд вполне зрелищных мер, которые предпринимали для борьбы с Эскобаром сами колумбийцы (включая транслировавшиеся национальным телевидением ролики, сулившие крупную сумму всякому, кто поделится с полицией информацией про руководителей картеля), оставлен за кадром; смерть кота, опрометчиво переехавшего из Флориды вместе с хозяевами, оказывается куда более существенным событием, чем убийство трех кандидатов в президенты в ходе кампании 1990-го (собственно, хоть как-то упоминается только один) или взрыв в одной из главных газет страны. Пока Нэнси Рейган в трейлере «Narcos» сердобольно обращается к американским детишкам с просьбой не есть наркотики, в самом сериале имеется 1 (один) герой американского происхождения, работающий на картель, а подручные Эскобара ввозят кокаин в США как бы сами по себе, без всякой помощи принимающей стороны. Все это — даже вне разговора о том, что сама специфика колумбийского государства и местных социальных лифтов в значительной степени связана с историей поведения США в странах Центральной и Южной Америки. «Нарко», пусть и усложняя расклад, все равно неизбывно сводятся к давно привычной картине мира, в которой мужественные люди с американским паспортом вытаскивают менее компетентных соседей по планете из дерьма, в котором они оказались. Если бы левый интеллектуал Ноам Хомский имел свойство тратить время на просмотр телевизора, он наверняка бы обнаружил в «Нарко» множество подтверждений своей теории про то, что американские медиа, осознанно или нет, почти всегда так или иначе отстаивают версию истории, выгодную политическому истеблишменту.
Впрочем, это обстоятельство можно счесть еще одним наглядным примером того, как работают разные типы зла.